Это я – Поличка
Наши Бермуды
Я смотрю на Хозяйку. Хозяйка смотрит на Хозяина. Хозяин смотрит на меня. Равнобедренный треугольник.
Внутри треугольника – пустота. Вернее, что-то есть: прошлогодняя ёлка, три тапка, одна подушка, два кошачьих коврика и т.д. Но этого никто не видит. А всё, что мы не видим – не существует.
Главное – внутри треугольника. Там – мысли нас троих. Этих мыслей много, им тесно, они толкаются, пересекаются, переплетаются и не всегда сами помнят, какая мысль кому принадлежит. Моя мысль думает, о чём думает Хозяйка. Хозяйка не отводит взгляда от Хозяина. Её мысль боится выскочить за катет. Или гипотенузу. Тогда её уже не найдёшь. Иногда кто-нибудь говорит: «Чёрт, опять потерял свою мысль». И если находит свободное место на полу, посредине нашего Бермудского треугольника, то может найти какую-нибудь мысль обратно. Иногда это бывает чужая мысль. Однажды Хозяйка озвучила по ошибке мою мысль: «Хорошо бы сейчас срыгнуть волосики, пойду-ка я в кабинет Хозяина и сделаю это в его кресле».
Итак, Хозяйка не отводит взгляд от Хозяина. Она думает, что если перестанет смотреть на Хозяина, то потеряет его мысль. Его мысли она знает, как свои. Иногда она думает, что надо накормить меня. Одиннадцать мисок с едой уже стоят по всей квартире. «Надо поставить двенадцатую» – Хозяйка знает, что эта мысль не её, потому что о еде – своей или кошачьей – из нас троих всегда думает только один…
“Кто сказал, что кошки видят в темноте?
В тёмной комнате кошка видит тёмную комнату”.
К.Малевич
Откуда мы родом?
Лично я – из шелтера.
Семья моя была небольшой. Собственно, она была совсем маленькой, так как состояла из одной меня. Откуда взялись Хозяин и Хозяйка, я не знаю. Но, видимо, пока я их не адаптировала, им приходилось несладко. Иначе они хотя бы на время оставляли меня в покое – не тискали, Хозяйка не дула бы мне в уши, а Хозяин не таскал бы меня к еде и в литтер на руках, вжимая меня в себя так, что мы с ним превращались в однородную массу.
Я терплю и, понимая, что они – жертвы недостатка любви, считаю их почти членами своей семьи.
На десерт Хозяин ловит мне муху.
Семейный ликбез
Хозяйка вслух читает кошачьий справочник.
«Норвежская лесная (это я) – дружелюбна, ласкова, умна, спокойна, любознательна…»
Хозяин на диване, прикрыв глаза, слушает это как музыку. «Это всё про неё, надо же, как точно схватили», – говорит он.
Иногда он этот текст напевает вполголоса, иногда просит: «Напиши, что эта кошка необыкновенного ума…»
«Я не пишу, я читаю», – напоминает Хозяйка.
Ему это неважно. Он слушает музыку сфер.
Хозяйка, дальше: «Норвежская лесная обходит помещение по периметру, никогда не пересекая комнату посредине…»
«Наша ходит, как надо – посредине», – обижается Хозяин.
«Как надо – это как ты?» – уточняет Хозяйка.
Я не знаю, что такое периметр, потому что у нас его нет. Середины комнаты у нас нет тоже. Каждая вещь в доме стоит, лежит, висит и живёт, где и как ей вздумается. Столы, тумбочки, книги, рамы, альбомы, халаты, лифчики, фонарики без батареек, лекарства неизвестно для чего и от чего, дрова, которыми не топят, но по ним догадываются, что где-то здесь есть и печка. Ещё двухпудовый угольный старинный утюг, которым никто не гладит…
Зато обычным утюгом никто не гладит тоже. Здесь предпочитают моду тридцателетней давности, когда всё мятое считалось модным, а несколько жирных пятен на одежде – верхом элегантности. Они называют это «ретро».
Так что ходим мы все одинаково – не по периметру, не посредине, в слаломом.
«У норвежской кошки очень короткие передние лапы», – читает Хозяйка дальше.
Хозяин открывает глаза. Они полны слёз.
«Зато задние чрезвычайно длинны и похожи на заячьи», – с выражением продолжает Хозяйка.
Хозяин рыдает в голос. Он представляет себе кенгуру с кошачьей мордой, пересекающую прыжками на своих нескончаемых ногах нашу комнату по несуществующему периметру.
Про умное
Когда Хозяин не говорит обо мне, не ест и не спрашивает Хозяйку, погасила ли она сигарету, он работает.
Его работа состоит из двух этапов. Сначала он читает Фрейда, Лакана, Юнга и какие-то книжки, которые давно написали классики, потом – то, что пишут о них другие, тоже умные, но не совсем классики. И начинает с ними не соглашаться.
Даже если ему нравится, как они пишут, ему не нравится место, с которого смотрит каждый из них. Он называет это ракурсом. Он верит, что не все места, то есть ракурсы, уже разобраны.
Для этого Хозяин использует свои же собственные шпаргалки, которые маниакально писал и заготавливал на случай пенсии.
Сейчас Хозяин ничего, кроме шпаргалок, не читает. Потому что все на свете книжки он давно прочитал. А шпаргалки ему помогают вспомнить, с кем он был не согласен 20, 30, 40, 50 и т.д. лет назад.
Если я пишу «не согласен», это не значит он НЕ СОГЛАСЕН.
Он говорит, что дорожит каждой свежей мыслью. Хотя лично я думаю, что свежими должны быть только рыба, курица и омар. Поэтому никакая тухлая мысль не лишит меня ни аппетита, ни даже сна.
Но, похоже, у Хозяина и на моё мнение свой свежий взгляд.
Если он находит «новый ракурс» и «свежий взгляд» у кого-нибудь другого, он радуется как дворовый кот, которому перепало пообедать пять раз за день. Он тут же садится к компьютеру и пишет что-нибудь ещё свежее.
Похоже, что у свежести нет предела. Тем не менее, он слишком уважает своих гениальных оппонентов, и слишком преклоняется перед их авторитетами. Наверное, ему неловко преклоняться перед самим собой.
Наши с хозяйкой мнения ему не интересны. А зря. Если бы он спросил меня, я бы предложила ему лечь на мой коврик и рассмотреть жизнь с совершенно другой стороны.
Он увидел бы под диваном мой зелёный мячик, и не мучил бы Хозяйку два года подряд вопросом, зачем она отдала в Армию Спасения поличкину любимую игрушку.
Под ножкой стола он бы обнаружил несколько новеньких кроссвордов, и перестал бы терзать тени великих предков хотя бы на одну неделю.
А если бы случайно заглянул под хозяйкин халатик, то одного этого ракурса ему хватило бы на несколько эссе.
“Мы станем друг другу ещё ближе, если у нас будет одинаковый вес”…
Так считает Хозяин.
Меня, кажется, любят
Мы втроём в машине. За рулём – Хозяин. Нам он руль не доверяет.
Сегодня он чувствует себя гонщиком, лихачом, Шумахером. Он разгоняется до 30 миль в час.
«А знаешь», – вдруг говорит Хозяйка, – «ведь мы с Полиной ровесники… Если, конечно, перевести кошачий возраст на наш…»
Визг тормозов, наша машина – на дыбы, другие – гудят, полиция, пожарные, ну и что там ещё бывает.
Только Хозяин остолбенело молчит. Наконец произносит: «Как ты можешь так говорить? Ведь она такая маленькая!..»
Он готов смириться со своим возрастом. Он давно смирился со старостью Хозяйки. Он и раньше-то «носил её на руках» только в переносном смысле. Но представить, что он будет носить на руках, тискать и щекотать за ушком семидесятипятилетнее существо…
***
Дома он полезет в интернет, произведёт рассчёты, порвёт кошачьи справочники, напьётся, возненавидит математику, и наконец поймёт, что книги пишут одни идиоты, а точных наук не существует вообще.
Ночью мы спим вместе.
Но почему-то утром хозяйкина поза не меняется.
А главное, нам никогда не бывает тесно.
Меня любят определённо
«Посмотри, как она похожа не рембрандтовскую Саскию», – говорит Хозяин, – «особенно, когда она к нам спиной, а лицом – вполоборота».
«У кошки – морда», – замечает Хозяйка.
«Морда – грубо, лучше – мордочка», – поправляет Хозяин.
«Со спины она похожа на грушу», – говорит Хозяйка.
«А как же мордочка?» – не сдаётся Хозяин.
«И с лицом, и с мордой, и с мордочкой – всё равно груша», упрямится Хозяйка. Потом прибавляет примирительно: «Не огорчайся, Саския тоже со спины похожа на грушу».
***
В супермаркете Хозяин замедляет ход у прилавка с грушами, задумывается, что-то с чем-то сравнивает в уме, и быстрыми шагами уходит прочь.
Груш в доме я больше никогда не видела.
По большому счёту мы все сзади похожи на грушу… И я, и Саския, и Хозяин, и Хозяйка.
Опять про любовь ко мне
Хозяин любит меня.
Хозяйка любит диван.
Я люблю Хозяйку, Хозяина и диван.
Хозяин любит, чтобы на диване была одна я.
«Поделай что-нибудь», – говорит он Хозяйке, – «а лучше приготовь мне что-нибудь лёгкое».
Лёгкое – это миска макарон по-флотски, бадья корма, как Хозяин называет салат «Оливье», два маленьких тоста (разводит широко руки), ну, и пару бутербродов – один такой, о другой во-ооот такой…
Я – внутри наших «Бермуд». Хочу поймать его мысль. Но там – только цифры.
«13 минут, чтоб вскипела вода, мясорубка – 27 минут, резка овощей – 40…»
Хозяин подсчитывает, сколько времени Хозяйка не будет посягать на мой диван. Боится, что мне будет тесно. Он шёпотом рассказывает мне о Норвегии. Похожие на аккуратно сложенные мозговые извилины фьорды, лабиринты наледей, вайделоты – жрецы, хранители легенд и преданий, викинги, похожие на Хозяйку, когда она отрастит и покрасит волосы.
Сам Хозяин, как огромный эльф-переросток, пахнущий пивом и сигаретами «Мальборо», нависает надо мной.
Засыпая, я думаю, что люблю его почти так же, как мой диван. И ещё: «Вот подсунут мне опять курицу вместо креветок – пригрожу им, что уеду на свою историческую родину».
О любви вообще
А здесь у нас вообще всё – любовь.
О гармонии
В жизни гармонии не бывает.
В мечтах – сколько угодно.
Например, Хозяин и Хозяйка на двух моих ковриках на полу. Она – мурлычет. Он – храпит.
Я – на диване. Читаю эссе Хозяина о символистах, о сологубовском «Мелком бесе», и чувствую себя обворожительной Недотыкомкой.
О политике
Политика – грязное дело. Такое же, как и пол в мастерской моей Хозяйки.
О Путине
См. главу «О гармонии».
Похоже, что Недотыкомка – вовсе не я…
С дружбой – не очень
Сижу на подоконнике. За оконной сеткой две маленькие соседские собачонки. Одна – примерно XXL, но в размере petit. Другая – 0-2, размером с муху.
Хочу с ними дружить. Скребу по сетке. Поднимают морды, прижимаются животами к веранде и целую минуту смотрят на меня молча. Потом взвиваются вверх метра на два и заливаются скрипучим лаем.
Я их, конечно, не боюсь. Но уйти хотелось бы с достоинством.
Минуя кресло, стол и компьютер, неторопливо разворачиваюсь в воздухе и прыгаю на пол.
Кто-нибудь из вас пытался сохранить достоинство на бегу или на лету? Советую попробовать.
Моё достоинство приземлилось быстрее меня и поджидает меня за углом, в коридоре.
Я оборачиваюсь назад и тихо, но презрительно бросаю в сторону окна: «Ну что с вас взять? Антисемиты!»
О дружбе с ними я подумаю завтра.
Эпилог
«Если не можешь изменить мужа – измени большую любовь к нему на ещё большую любовь»
(Это я – Поличка)
