Письмо жены М.П. Лоскутова, Елены Никкель, Генеральному Секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину от 3 апреля 1941 года
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)
ТОВ. СТАЛИНУ
от Никкель Елены Григорьевны
Москва, Средне-Каретный пер.
дом 3, кв. 2
14 месяцев назад был арестован мой муж Лоскутов Михаил Петрович. В течение 14 месяцев я имела страстное желание высказать свое недоумение, но кому?
В НКВД мне говорили, что вот кончится следствие, тогда все видно будет. Писала к прокурору. Не ответили.
Вам, товрищ Сталин, мне не хотелось писать во-первых потому, что для таких дел существует прокуратура, и что у Вас слишком много дел и без того. И во-вторых, или еще во-первых, я убеждена, что Ваш секретариат все равно направит письмо туда же в прокуратуру, и я буду ждать долго и мучительно ответа, которого вряд ли дождусь, а если дождусь, то мне вряд ли сообщат что-нибудь новое конкретное кроме того, что я уже слышала: «Следствие еще ведется».
14 месяцев – это срок, когда я имела возможность над многими вещами подумать и решить «не сгоряча», а поразмыслив.
Так вот, если бы у меня были какие-нибудь сведения о муже, компрометирующие его, то меня внимательно бы выслушали и в прокуратуре и в НКВД.
Когда же я говорю, что мой муж хороший, он честный, он советский, – это вызывает улыбку и мне резонно и иронически отвечают: «Хорошо, следствие разберется, и если это окажется так, его отпустят».
Прошло уже 14 месяцев, а следствие все еще не закончено.
Я уже успела родить ребенка. Моему ребенку на днях – год. Мне очень хочется, чтобы у него тоже было счастливое детство, как у большинства советских ребят.
Но помимо этого прямого желания я чувствую себя с каждым днем все более преступной.
Почему я молчу? Какое право я имею молчать?
Я ведь замужем двенадцать лет. Я отлично знаю писателя Лоскутова Михаила Петровича. Вся его жизнь с двадцатилетнего возраста прошла на моих глазах. Его станок – его стол. Значит и работа и все – прошло при моем соседстве.
И я говорю, что в течение 12 лет я ничего такого, что могло его отличить от советского человека, не замечала в нем.
Напротив, мне еще никогда, ни разу не приходилось встречать более совершенных людей в смысле честности и порядочности.
Мы часто сидели без денег, но мой муж не халтурил, он не писал того, что чуждо его сердцу. И потому все, написанное им, тепло и патриотично.
Я не ослепленная жена. Нет! Мы и ругались, и даже как-то хотели развестись. Но я не могу не уважать этого человека, как образец настоящего человека.
Впрочем, не только я, но и большинство его знакомых и приятелей по перу, знающих его хорошо, такого же мнения.
Так почему же я должна молчать?
Или почему я должна говорить, чтобы слушали и принимали во внимание только плохое о моем муже?
Лоскутов – талантлив, помимо всего, и несправедливость или недоразумение, вызвавшие его арест, приводят меня в самый жестокий пессимизм.
Всегда обращаешься за помощью к тому, в чью совесть больше всего веришь.
Простите меня, но право нет сил больше ждать!
Помогите узнать, в чем дело? В чем обвиняют Лоскутова и когда же, наконец, кончится следствие?
18 марта 1941 года
Елена Никкель