Заявление прокурору, наблюдающему за следствием
Прокурору наблюдающему за следствием
от заключенного Бутырской тюрьмы
Лоскутова М.П.
Следственное дело ГУГБ НКВД № 1034
Заявление
Я не знаю, кем сейчас числюсь, и на мои неоднократные запросы от этом администрация тюрьмы ничего мне не отвечает. Прошу настоящее заявление отправить по принадлежности.
Следователь ГУГБ НКВД Полухин закончил следствие (дело № 1034) по обвинению меня по статьям 58 п.п. 10 и 11 и 17-58 п. 8 УК.
Следователь грубым насилием заставил меня подписать неправильные показания. Так, в деле говорится, что еще в детстве я испытывал антисоветское влияние отца, будто я 17 лет от роду состоял а анархистской группе и т.п. Это вымысел. Так же вымысел будто я состоял в 1927-29 г.г. в Ленинграде в троцкистской группе и принимал участие в организации подпольной типографии. Даже обвиненные Урнис и Панин не говорят, будто я участвовал в их типографии. Однако следователь буквально насильно, побоями резиновой дубинкой, ударами по лицу, издевательствами и угрозами заставил меня подписать нужные ему показания.
Я не имел также отношения к листовке, фигурирующей в деле, и никогда не думал удирать из Ленинграда в Ташкент, да мне и незачем было это делать. Это зачем-то потребовалось следователю. Хотя показания противоречат здравому смыслу: человек, собирающийся скрываться, вряд ли будет бронировать за собой квартиру, официально оставляя новый адрес в домоуправлении.
Я не только не знал ничего о троцкизме Круковского и Лаврентьева, но вообще был почти незнаком с ними.
Я не вел никакой антисоветской деятельности с Н. Слепневым, Е. Босняцким, В. Козиным и другими лицами, указанными в деле.
Никогда я не вел разговоров террористического характера ни с Урнисом, ни с Паниным и др. лицами. Мои просьбы о вызове свидетелей (Н. Плиско, Д. Ясиновский и др.) при которых я якобы вел подобные разговоры, остались без последствий.
Очная ставка со Слепневым началась с того, что Слепнев попросил следователя напомнить ему, что он показывал о моей антисоветской деятельности. Мои просьбы запротоколировать это остались без внимания.
Также нелегален протокол очной ставки с Е. Паниным. Следователь не дал мне достаточно времени, чтобы ознакомиться с делом. Все протоколы после 20 мая 1940 г. написаны и выдуманы самим следователем. Написанные же мной собственноручные показания он порвал и бросил в корзину.
Аналогичные заявления мной направлены Главному Военному прокурору (29 мая) и Прокурору Московского Военного Округа. Прошу их, как и настоящее заявление, приобщить к следственному делу.
23 сентября 1940 года
Михаил Лоскутов
